— Я с тобой, — сказал Феликс.
Михаэль все медлил, пытаясь найти какую-нибудь возможность оттянуть решение.
— Мне надо потом еще раз заехать на место пожара, — произнес он наконец.
— Успеешь, — сказал Йорг. — Мы там долго не задержимся… Пошли!
Даниэла Лаутербах, скрестив руки на груди, смотрела на мужа. Ее взгляд выражал презрение, смешанное с удивлением. Когда она вернулась от соседки, он сидел за кухонным столом, бледный, постаревший сразу на несколько лет. Не успела она снять пальто, как он заговорил — об анонимных письмах с угрозами, об имейлах и фотографиях. Его слова, пропитанные горечью, отчаянием, жалостью к себе и страхом, обрушились на нее, как водопад. Она молча, с растущим удивлением слушала его, не перебивая. В конце своих причитаний он высказал просьбу, от которой она на несколько секунд лишилась дара речи.
— Чего ты от меня хочешь? — произнесла она холодно. — Видит бог, я и так тогда сделала для тебя больше, чем следовало.
— Лучше бы ты этого не делала… — глухо откликнулся он.
При этих словах в ней вспыхнула жгучая, неукротимая ярость, дремавшая все эти годы. Чего она только не делала для этого беспозвоночного нытика, для этой тряпки, для этого святоши, который только и мог, что корчить из себя гения и сотрясать воздух словесами! Как только у него возникали проблемы, он приползал к ней и, жалобно скуля, цеплялся за ее юбку. Раньше ей нравилось, что он в трудные минуты слушал ее советы и просил о помощи. Он был ее хорошенький «ученик чародея», ее «вечный источник юности», ее детище. Когда они познакомились, более двадцати лет назад, она сразу распознала в этом юноше, который был на двадцать лет моложе ее, все его таланты. Сама она, к тому времени уже преуспевающий врач, прочно стояла на ногах благодаря полученному наследству. Сначала она рассматривала его просто как игрушку для любовных утех, но потом оплатила ему, безденежному сыну рабочего, учебу, приобщила его к искусству, культуре и политике. Используя свои обширные связи, она организовала ему должность учителя гимназии, проторила дорогу в политику. Венцом всех ее усилий стал пост министра культуры. Но после той истории, произошедшей одиннадцать лет назад, ей надо было вышвырнуть его. Он оказался недостоин этих усилий. Трус и неблагодарная свинья, так и не оценивший ее стараний и инвестиций.
— Если бы ты тогда послушался моего совета и закопал домкрат в лесу, а не схватил бы его голыми руками и не бросил в навозную яму Сарториусов, ничего бы с тобой не случилось, — сказала она. — Но ты же был умнее всех! Из-за тебя Тобиас сел в тюрьму. Из-за тебя, а не из-за меня!
Он сжался под ее словами, как под ударами.
— Я совершил ошибку, Дани! Мне было так страшно, так страшно, что я… Боже мой!..
— Ты спал со своей несовершеннолетней ученицей… — напомнила она ему ледяным тоном. — А теперь всерьез просишь меня устранить свидетеля, да еще моего пациента и сына наших соседей!.. Что же ты за человек?..
— Нет, этого я не прошу… — шепотом произнес Грегор Лаутербах. — Я просто хочу поговорить с Тисом. И больше ничего. Я хочу, чтобы он и дальше держал язык за зубами. Ты его домашний врач, тебя к нему пустят.
— Нет! — Даниэла Лаутербах решительно покачала головой. — Я в этом не участвую. Оставь парня в покое, ему и так нелегко живется. И вообще, лучше всего тебе было бы испариться на какое-то время. Поезжай в Довиль, побудь там, пока здесь все не утихнет.
— Полиция арестовала Клаудиуса! — воскликнул он.
— Знаю, — кивнула она. — И мне никак не понять почему. Что вы с ним делали в субботу вечером? Только честно!
— Пожалуйста, Дани! — взмолился он, потом сполз со стула и встал перед ней на колени. — Дай мне поговорить с Тисом!
— Он не захочет с тобой говорить.
— А может, захочет, если ты будешь рядом.
— При мне — тем более не захочет.
Она смотрела на мужа, стоявшего перед ней на коленях, как испуганный ребенок. Он всю жизнь безбожно врал ей, обманывал ее снова и снова. Ее друзья предсказывали ей это еще в день свадьбы. Грегор был на двадцать лет моложе ее, сногсшибательно выглядел, обладал талантом оратора и явной харизмой. Девушки и женщины сходили от него с ума, видя в нем то, чем он на самом деле никогда не был. Только она одна знала, насколько он был слаб. В этом, а еще в его зависимости от нее она черпала силы. Она простила его тогда при условии, что это больше никогда не повторится. Связь с ученицами должна была стать абсолютным табу. Его бесчисленные любовницы, напротив, мало ее интересовали. Они даже забавляли ее. Только она одна знала его тайны, его страхи и комплексы, она знала его лучше, чем он сам.
— Пожалуйста!.. — клянчил он, умоляюще глядя на нее своими большими глазами. — Помоги мне, Дани. Не бросай меня в беде! Ты же знаешь, чем я рискую!
Даниэла Лаутербах тяжело вздохнула. Ее намерение не помогать ему на этот раз словно испарилось. Как всегда. Она не могла долго злиться на него. К тому же на кону действительно стояло слишком много, тут он был прав. Она наклонилась к нему, взяла его голову в ладони, запустила руку в густые мягкие волосы.
— Ну хорошо, — сказала она. — Я подумаю, что можно сделать. А ты сейчас же соберешь вещи и поедешь во Францию. Пока все не образуется. Понял?
Он поднял на нее глаза, схватил ее руку и поцеловал.
— Спасибо… — прошептал он. — Спасибо, Дани! Я не знаю, что бы я вообще без тебя делал!
Она улыбнулась. Ее гнев иссяк. Она чувствовала, как из глубины души поднимается тихая радость. Все опять пришло в равновесие, они вместе без труда смогут устранять любые угрозы извне — пока Грегор будет ценить то, что она для него делает.