Белоснежка должна умереть - Страница 67

Боденштайн и Пия молча переглянулись. Здесь, в своих старых владениях, Хартмут Сарториус преобразился и снова почувствовал себя хозяином, для которого все были желанными гостями и которого удручала враждебная мазня на стенах его заведения, он больше не был забитым, униженным стариком, в которого его превратили обстоятельства. Пия только теперь поняла истинные масштабы его потерь, и у нее сжалось сердце от жалости. В самом начале она хотела спросить его, почему после всего, что случилось, он не уехал из Альтенхайна, но теперь этот вопрос отпал сам собой: Хартмут Сарториус так же глубоко пустил корни в землю этой деревни, в которой жили его деды и прадеды, как каштан у него во дворе.

— Вы навели такой порядок во дворе, — осторожно начал Боденштайн. — Это же огромная работа!

— Это не я, это все Тобиас. Он хочет, чтобы я продал дом и участок, — ответил Сарториус. — Он, конечно, прав, здесь нам уже никогда не будет удачи. Но проблема в том, что участок мне уже не принадлежит.

— А кому же?

— Нам пришлось взять большой кредит, чтобы оплачивать адвоката Тобиаса, — охотно принялся рассказывать Сарториус. — Это оказалось нам не по силам, тем более что мы и так уже влезли в долги — новая кухня в трактире, трактор, ну и разное другое. Три года я еще кое-как выплачивал долги, но потом… Народ перестал к нам ходить, мне пришлось закрыть трактир. Если бы не Клаудиус Терлинден, мы бы в один прекрасный день очутились на улице…

— Клаудиус Терлинден? — переспросила Пия и достала свой блокнот. До нее только теперь дошло, что имела в виду Андреа Вагнер, когда говорила, что лучше пошла бы работать, чем быть в зависимости от Клаудиуса Терлиндена.

— Да. Клаудиус был единственным человеком, который не отвернулся от нас. Он организовал нам адвоката, а потом регулярно навещал Тобиаса в тюрьме.

— Вот как?

— Их семья живет в Альтенхайне столько же, сколько и наша. Прадед Клаудиуса был здешним кузнецом. Потом он что-то такое изобрел, и его кузница постепенно превратилась в слесарную мастерскую. А его сын, дед Клаудиуса, основал фирму и построил виллу у леса… — рассказывал Хартмут Сарториус. — Терлиндены всегда занимались благотворительностью, они много сделали для деревни, для своих работников и их семей. Хотя сегодня в этом нет особой нужды, все живут неплохо, но Терлинден всегда готов прийти на выручку, кто бы ни попросил. Без его поддержки ни один деревенский клуб не смог бы существовать. Пару лет назад он подарил новую пожарную машину пожарной команде. Сам он член правления спортивного клуба и спонсирует первый и второй состав футбольной команды. Да и искусственный газон на футбольном поле — тоже его заслуга…

Он умолк и задумался, но Пия и Боденштайн не решались прерывать его рассказ. Через минуту, словно очнувшись, Сарториус заговорил вновь:

— Клаудиус даже предлагал Тобиасу работу в своей фирме. Пока он что-нибудь найдет. Его Ларс ведь был лучшим другом Тобиаса. Он нам был как второй сын, а Тобиас чувствовал себя у них как дома.

— Ларс… — повторила Пия. — Он ведь, кажется, душевнобольной?

— Нет-нет, что вы, это не Ларс! — Сарториус отрицательно покачал головой. — Это его старший брат, Тис. Да и тот никакой не душевнобольной. Он просто аутист.

— Если не ошибаюсь, — вступил Боденштайн, который благодаря Пии был уже неплохо информирован об этом деле, — Клаудиус Терлинден в свое время тоже был под подозрением. Ваш сын, кажется, утверждал в своих показаниях, что у Терлиндена было что-то с Лаурой? Поэтому у него должны быть основания относиться к Тобиасу скорее отрицательно…

— Я не верю, что у Клаудиуса было что-то с Лаурой, — ответил Сарториус после небольшой паузы. — Она была хорошенькая и, пожалуй, слишком бойкая для своих лет. Ее мать работала экономкой у Терлинденов, поэтому Лаура часто бывала на вилле. Вот она и рассказала Тобиасу, что, мол, Клаудиус за ней ухлестывает. Наверное, чтобы вызвать у него ревность. Ее здорово задело, что он ее бросил. Но Тобиас был по уши влюблен в Штефани, так что у Лауры не было ни малейшего шанса. Хм… И вообще, куда ей до Штефани! Та была уже настоящая маленькая женщина — очень красивая и очень уверенная в себе…

— Белоснежка, — вставила Пия.

— Да, так ее стали называть, когда она получила роль.

— Какую роль? — спросил Боденштайн.

— Да в одном школьном спектакле. Остальные девчонки ей, конечно, страшно завидовали. Штефани ведь была новенькая в школе и в театральном кружке, но сразу же получила главную роль, которую все хотели играть.

— Но ведь Лаура и Штефани были подругами? — спросила Пия.

— Лаура, Штефани и Натали учились в одном классе. Они дружили и были в одной компании… — Мысли Сарториуса опять уплыли куда-то в далекое мирное прошлое.

— Кто?

— Лаура, Натали и мальчишки: Тобиас, Йорг, Феликс, Михаэль — всех я уже и не помню. А когда Штефани приехала в Альтенхайн, она тоже сразу же попала в эту компанию.

— И Тобиас из-за нее бросил Лауру…

— Да.

— А потом Штефани бросила его. Интересно почему?

— Я и сам толком не знаю, — Сарториус поднял плечи. — Кто их поймет, эту молодежь, что у них там происходит в душе! Говорили, будто она втрескалась в учителя.

— В Грегора Лаутербаха?

— Да… — Его лицо помрачнело. — Потом они из этого в суде состряпали мотив. Мол, Тобиас из ревности… убил Штефани! Но это все чушь.

— А кто потом получил эту роль в школьном спектакле, когда Штефани не стало?

— Если мне не изменяет память — кажется, Натали.