Белоснежка должна умереть - Страница 139

139

Пия смотрела в его темные глаза и чувствовала, как в груди у нее ширится обжигающе горячее ощущение счастья. Что бы с ней ни произошло — даже если дом и в самом деле снесут и ей придется покидать Биркенхоф, — она была не одна. Кристоф — ее надежная опора, чем так и не стал для нее Хеннинг. Он никогда не бросит ее в беде.

— Спасибо тебе!.. — тихо произнесла она и протянула к нему руку. — Спасибо, милый… Ты просто ангел!

Он взял ее руку и приложил к своей колючей щеке.

— Я это делаю только потому, что намерен переехать к тебе, — ответил он, улыбаясь. — Надеюсь, ты понимаешь, что еще не скоро от меня избавишься?

У Пии в горле застрял комок.

— Хотелось бы верить, что никогда… — ответила она и тоже улыбнулась.

Вторник, 25 ноября 2008 года

Боденштайн вышел из больницы уже в начале шестого утра. Самоотверженность Амели, с которой та неотступно дежурила у постели Тобиаса Сарториуса, пока тот не очнулся от наркоза, глубоко тронула его. Подняв воротник пальто, он направился к машине.

Даниэлу Лаутербах он арестовал буквально в последнюю минуту. Она уже сидела в самолете. Причем этот самолет должен был вылететь не в Южную Америку, а в Австралию…

Погруженный в свои мысли, Боденштайн шел вокруг здания больницы. Под ногами скрипел свежий снег. У него было такое чувство, будто с того дня, когда на аэродроме в Эшборне был обнаружен труп Лауры Вагнер, прошло несколько месяцев. Если раньше, расследуя какое-нибудь дело, он рассматривал его с позиции стороннего наблюдателя, который случайно стал свидетелем чужих драм и коллизий, то теперь его словно сделали их участником. Что-то в его видении мира изменилось, он знал, что уже никогда не сможет смотреть на вещи прежним взглядом.

Боденштайн остановился перед своей машиной. Он чувствовал себя человеком, который долго плыл по спокойной, неторопливой реке жизни и вдруг, подхваченный стремительным водопадом, сорвался вниз и несется уже по другой, бурной реке в совершенно неизвестном направлении. Это было волнующее и в то же время пугающее чувство.

Он сел в машину, включил мотор и подождал, пока дворники расчистят стекло. Вчера он пообещал Козиме заехать утром, если позволит работа, чтобы спокойно обо всем поговорить. Вспомнив об этом, он с удивлением отметил, что уже не испытывает к ней никакой злости и вполне в состоянии обсуждать с ней случившееся.

Выехав со стоянки и повернув на Лимесшпаиге в сторону Келькхайма, он услышал пиликанье своего телефона, молчавшего на территории больницы, где подавляется мобильная связь. Он достал телефон и нажал на моргающий значок письменного сообщения. Непринятый звонок в 3.21 с незнакомого номера. Боденштайн нажал на кнопку «вызов».

— Алло?.. — раздался после нескольких длинных гудков незнакомый женский сонный голос.

— Боденштайн. Извините за ранний звонок, но в моем мейл-боксе было сообщение с просьбой перезвонить. Я подумал, что, может быть, что-нибудь срочное…

— Ах да… Здравствуйте! Я была с сестрой у Тиса в больнице и только что вернулась домой. Я хотела поблагодарить вас…

Боденштайн только теперь понял, с кем он говорит, и его сердце радостно екнуло.

— Поблагодарить? За что? — спросил он.

— Вы спасли Тису жизнь, — сказала Хайди Брюкнер. — И вероятно, и моей сестре тоже. По телевидению передавали, что вы арестовали моего зятя и Лаутербах.

— Да… Было такое…

— Ну что ж… — В ее голосе вдруг послышалось смущение. — Вот, собственно, и все, что я хотела сказать… Вы… вы ведь… наверное, очень устали за последние дни… и… вам сейчас не до…

— Нет-нет! — торопливо произнес Боденштайн. — Я бодр, как космонавт! Только вот уже целую вечность ничего не ел и как раз собирался где-нибудь позавтракать…

Наступила короткая пауза; Боденштайн уже испугался, что их разъединили.

— От завтрака я бы сейчас тоже не отказалась… — произнесла она наконец.

Боденштайн не просто почувствовал, а буквально увидел ее улыбку и тоже улыбнулся.

— Может, нам вместе выпить где-нибудь по чашке кофе? — предложил он, стараясь произнести это как можно более непринужденно, хотя внутри у него все звенело от напряжения и сердце готово было выпрыгнуть из груди.

У него было ощущение, как будто он совершает что-то запретное. Когда он в последний раз назначал свидание красивой женщине?

— Это было бы здорово, — ответила она, к его облегчению. — Но я уже дома, в Шоттене.

— В Шоттене — это не в Гамбурге, — улыбнулся Боденштайн и весь напрягся в ожидании ее ответа. — Хотя ради чашки кофе я бы сейчас поехал даже в Гамбург.

— Ну, тогда уж лучше приезжайте в Фогельсберг.

Боденштайн снизил скорость, потому что впереди ехала снегоуборочная машина. Через километр будет поворот на Келькхайм. К Козиме.

— Фогельсберг — это как-то слишком неопределенно… — сказал он, хотя у него была ее визитная карточка. — Не могу же я обыскивать дом за домом в поисках вас.

— Верно! — рассмеялась она. — Было бы жаль терять столько времени. — Шлоссгассе, девятнадцать. Прямо в историческом центре.

— О'кей. Теперь найду.

— Отлично. Значит, до скорого. И езжайте осторожно!

— Хорошо. До встречи!

У Боденштайна вырвался глубокий вздох облегчения. Может, он напрасно затеял это? На работе ждала куча бумаг, а дома — Козима. Снегоуборщик все еще тащился впереди. Направо — на Келькхайм…

Нет, работа подождет. «Серьезный разговор» с Козимой — тем более. Боденштайн глубоко вдохнул и включил сигнал поворота. Левого поворота. В направлении автострады.

139