Белоснежка должна умереть - Страница 51

На деревянной скамье у старого поклонного креста сидел мужчина. Подойдя ближе, она с удивлением узнала Тобиаса.

— Привет! — сказала она и остановилась.

Он поднял голову, и ее удивление перешло в ужас: темно-фиолетовые кровоподтеки покрывали всю его левую сторону лица, один глаз заплыл, нос вырос до размеров картофелины, а рваная рана на переносице была зашита.

— Привет, — ответил он.

Они с секунду молча смотрели друг на друга. Его красивые голубые глаза помутнели. Он явно превозмогал сильную боль.

— Они все-таки отловили меня. Вчера вечером, в сарае.

— Ну молодец! Я же тебе говорила… — с укором воскликнула Амели и села рядом с ним.

Они помолчали.

— Вообще-то тебе бы надо было пойти в ментовку… — задумчиво произнесла Амели, явно неуверенная в правильности этой мысли.

Он презрительно фыркнул.

— В жизни не пойду! У тебя нет сигареты?

Амели порылась в рюкзаке, достала помятую пачку сигарет и зажигалку и, прикурив две сигареты, одну протянула Тобиасу.

— Вчера вечером брат Йенни Ягельски довольно поздно пришел в трактир со своим толстым дружком Феликсом. Они сидели еще с двумя типами и как-то очень странно себя вели… — произнесла Амели, не глядя на него. — А за круглым столом не было старого Питча, Рихтера из продуктовой лавки и Трауготта Домбровски. Эти заявились аж около одиннадцати.

— Ммм… — неопределенно промычал Тобиас и сделал очередную затяжку.

— Может, это был кто-нибудь из них.

— Даже наверняка кто-то из них… — ответил он равнодушно.

— Но тогда… если ты знаешь, кто это мог быть… — Амели повернула к нему голову и, встретившись с ним глазами, тут же отвела взгляд. Ей было гораздо легче говорить с ним, не глядя на него.

— Почему ты на моей стороне? — спросил он вдруг. — Я десять лет отсидел за то, что убил двух девушек.

В его голосе не было горечи, только усталость и разочарование.

— А я — три недели. По малолетству. Потому что соврала ментам и сказала, что герыч, который они нашли у моего друга, мой.

— И что ты хочешь этим сказать?

— Что я не верю, что это ты убил тех двух девчонок.

— Спасибо! — Тобиас обозначил поклон и иронично скривил рот. — Должен тебе напомнить, что был суд и на суде они представили кучу улик, которые говорили не в мою пользу.

— Знаю…

Амели пожала плечами. Еще раз затянувшись сигаретой, она отщелкнула окурок через дорогу, посыпанную гравием, на луг. Надо все-таки рассказать ему о картинах! Как же начать? Она решила пойти окольным путем.

— Послушай, а Лаутербахи тогда уже здесь жили? — спросила она.

— Да, — ответил он удивленно. — А почему это тебя вдруг заинтересовало?

— Есть одна картина… — начала она. — Вернее, даже несколько… Я их сама видела. И на трех картинах нарисован Лаутербах.

Тобиас внимательно смотрел на нее. Но на лице у него было написано недоумение.

— Ну, короче… я думаю, что кто-то видел все, что тогда произошло… — продолжила она после паузы. — Мне эти картины дал Тис. Он сказал…

Она не успела договорить. По узкой дороге на большой скорости приближалась машина, серебристый джип «порше кайен». Гравий громко заскрипел под широкими колесами, когда машина остановилась прямо перед ними. Из нее вышла красивая белокурая женщина. Амели встала и закинула за спину рюкзак.

— Подожди! — Тобиас протянул к ней руку и поднялся, скривившись от боли. — Что за картины? Что тебе сказал Тис? Надя — моя подруга. Ты можешь смело говорить при ней.

— Не, я лучше потом.

Амели смерила женщину скептическим взглядом. Та была очень стройна и элегантна в своих узких джинсах, в свитере и бежевой жилетке-пуховике с яркой эмблемой дорогой дизайнерской фирмы. Белокурые волосы были стянуты в узел на затылке. Ее лицо с правильными чертами выражало тревогу.

— Привет! — крикнула женщина и подошла к ним.

Она недоверчиво покосилась на Амели и повернулась к Тобиасу.

— О боже! Милый!..

Она нежно коснулась рукой его щеки. От этого интимного жеста у Амели болезненно сжалось сердце. Она сразу почувствовала неприязнь к этой Наде.

— Увидимся! — бросила она и торопливо ушла.

* * *

Пия уже второй раз за сегодняшний день устроилась за кухонным столом и вежливо отказалась от предложенного кофе, после того как сообщила Хартмуту Сарториусу о признании Манфреда Вагнера и его аресте.

— Как состояние вашей бывшей жены? — спросила она.

— Ни хуже ни лучше, — ответил Сарториус. — Врачи не говорят ничего конкретного.

Пия смотрела на его изможденное, усталое лицо. Этому человеку было не намного легче, чем Манфреду Вагнеру. Напротив: если родители жертв не знали недостатка в сострадании и моральной поддержке, то от родителей преступника все отвернулись и безжалостно карали их за вину сына. Молчание затянулось. Пия и сама не знала, зачем приехала сюда. Чего она, собственно, хотела?

— Ну как, вашего сына оставили наконец в покое? — спросила она после неловкой паузы.

Хартмут Сарториус горько рассмеялся. Потом достал из ящика стола скомканный лист бумаги и протянул его Пии.

— Лежало в почтовом ящике. Тобиас выбросил его, а я потом достал из мусорного ведра.

— «Банда грязных убийц, убирайтесь отсюда, пока живы!» — прочла Пия вслух. — Понятно. Письмо с угрозами. Анонимка?

— Конечно. — Сарториус пожал плечами и опять сел за стол. — Вчера вечером они напали на Тобиаса и избили его… — Его голос дрогнул, он пытался взять себя в руки, но в глазах у него уже заблестели слезы.