Белоснежка должна умереть - Страница 49

— Я никак не могу уснуть, — сказал он, но не стал ни объяснять, ни выдумывать причин своей бессонницы. Он вдруг почувствовал острую, непреодолимую потребность в ее материнской любви, в ее объятиях, в ее утешении.

— Я дам тебе лоразепам.

— Нет! — Лаутербах поднялся, покачнулся и протянул к ней руку. — Я не хочу никаких таблеток. Я хочу… — Он умолк, наткнувшись на ее удивленный взгляд, и ему стало стыдно от сознания собственного убожества.

— Чего ты хочешь? — тихо спросила она.

— Я… хочу сегодня… просто спать рядом с тобой, Дани… — едва слышно произнес он сиплым голосом. — Пожалуйста!..

* * *

Пия внимательно всмотрелась в черты Андреа Вагнер, сидевшей перед ней за кухонным столом. Она только что сообщила ей, что судебно-медицинская экспертиза закончена и они могут наконец похоронить останки дочери. Поскольку на лице у матери погибшей девушки были написаны спокойствие и невозмутимость, Пия решила задать ей несколько вопросов об отношениях ее дочери с Тобиасом Сарториусом.

— Зачем вам это? — со злостью спросила та.

— Я внимательно ознакомилась с делом Сарториуса, — ответила Пия. — И меня не покидает ощущение, что мои коллеги в свое время что-то упустили из вида. Когда мы сообщили Тобиасу Сарториусу о том, что нашли останки Лауры, мне показалось, что он действительно ничего не знает об обстоятельствах ее исчезновения. Не поймите меня превратно, я совсем не хочу сказать, что считаю его невиновным.

Андреа Вагнер долго молча смотрела на нее потухшим взглядом.

— Я давно перестала думать обо всем этом, — ответила она наконец. — Мне и без того было нелегко жить, зная, что все только и говорят о нас. Моим младшим детям тоже пришлось несладко — на них постоянно лежала тень погибшей сестры. Я истратила все свои силы на то, чтобы у них было мало-мальски нормальное детство. Но это не так-то просто с таким отцом, который каждый день напивается в «Черном коне» до беспамятства, потому что никак не может смириться с тем, что произошло.

В ее словах не было горечи, она просто констатировала факты.

— Я больше не подпускаю к себе эту тему, — продолжала она. — Иначе бы здесь все давно уже пошло под откос. — Она указала рукой на горы бумаг на столе. — Неоплаченные счета, напоминания о задолженности… Я хожу работать в супермаркет в Бад-Зодене, чтобы дом и мастерская не пошли с молотка и мы не оказались в том же положении, что и Сарториус. Надо же как-то жить дальше. Я просто не могу себе это позволить — жить прошлым, как мой муж.

Пия молчала. Она не в первый раз сталкивалась с такими ситуациями, когда какое-нибудь несчастье выбивало из колеи или совершенно разрушало жизнь целой семьи. Какими же сильными должны быть такие люди, как Андреа Вагнер, чтобы день за днем просыпаться утром и продолжать борьбу, не имея ни малейшей надежды на успех! Было ли у этой женщины вообще что-нибудь в жизни, что приносило ей радость?

— Я знаю Тобиаса с самого его рождения, — продолжала Андреа Вагнер. — Мы дружили с их семьей, как и со всеми остальными в деревне. Мой муж был начальником пожарной команды и тренером в молодежном спортивном клубе, а Тобиас был его лучшим нападающим. Манфред всегда им гордился. — По ее бледному, горестному лицу скользнула улыбка, но тут же погасла. Она вздохнула. — Никто от него такого не ожидал. И я тоже. Но как говорится, чужая душа — потемки…

— Да, вы правы, — кивнула Пия.

Вагнеры действительно хлебнули горя, и у нее пропало желание бередить старые раны фрау Вагнер. В сущности, у нее вообще не было никаких оснований приставать к ней с расспросами по давно закрытому делу. Если не считать этого смутного чувства.

Она попрощалась, вышла из дома и направилась через захламленный двор к своей машине. Из мастерской доносился визг пилы. Пия остановилась, подумала две-три секунды, потом развернулась и открыла дверь в мастерскую. Ничего в этом плохого не будет, если она сообщит и Манфреду Вагнеру о том, что он через несколько дней сможет похоронить останки своей дочери и навсегда перевернуть последнюю страницу этой страшной главы своей жизни. Может, он наконец найдет в себе силы начать новую жизнь. Он стоял к ней спиной, у верстака, и распиливал доску с помощью ленточной пилы. Когда он выключил станок, Пия окликнула его. Он был без наушников, в обычной замызганной бейсболке, в углу рта у него висела погасшая сигарилла. Он скользнул по Пии недружелюбным взглядом и нагнулся за следующей доской. При этом его сползшие штаны с пузырями на коленях обнажили не самую презентабельную часть его волосатой спины.

— Чего вы хотите? — пробурчал он невнятно. — Я занят.

С момента их первой встречи он не брился, от его одежды исходил резкий запах застарелого пота. Пия поежилась и невольно отступила на шаг. Как фрау Вагнер может жить рядом с этим опустившимся человеком? Ее сочувствие к ней еще больше усилилось.

— Господин Вагнер, я только что от вашей супруги, но решила сказать и вам… — начала Пия.

Вагнер выпрямился и повернулся к ней.

— Судебно-медицинская экспертиза… — Пия умолкла.

Бейсболка! Борода! Сомнений не было. Перед ней стоял тот самый мужчина, которого они разыскивали по снимку, вырезанному из видеозаписи на перроне.

— Что?

Выражение его лица представляло собой смесь неприязни и безразличия. Но потом он вдруг побледнел, словно прочел мысли Пии. Он попятился, в глазах его застыло выражение вины.

— Это… это был несчастный случай… — пробормотал он и беспомощно всплеснул руками. — Честное слово, я не хотел! Я… просто хотел поговорить с ней, клянусь!