Белоснежка должна умереть - Страница 108

108

— Давайте подождем мужа, — сказала фрау Шнеебергер. — Я пока сделаю чай.

Она ушла в кухню, тоже открытую со всех сторон. Боденштайн и Пия переглянулись. В отличие от Вагнеров, которых смерть дочери сломала и уничтожила, супругам Шнеебергер, судя по всему, удалось, несмотря на кровоточащие раны, наладить новую жизнь. Дочери-близнецы, по-видимому, родились уже после трагедии.

Не прошло и пяти минут, как в столовую вошел высокий, худощавый, беловолосый мужчина в клетчатой рубашке и синих рабочих брюках. Альберт Шнеебергер протянул руку сначала Пии, потом Боденштайну. Он тоже был внешне спокоен и серьезен. Фрау Шнеебергер подала чай, и Боденштайн осторожно сообщил им подробности. Альберт Шнеебергер стоял за стулом жены, положив ей руки на плечи. К скорби на их лицах теперь примешалось выражение облегчения: они наконец-то дождались ясности об участи своего ребенка.

— А вы знаете, кто это сделал? — спросила Беата Шнеебергер.

— Нет, определенно мы пока еще не можем это сказать, — ответил Боденштайн. — Ясно только одно: что это был не Тобиас Сарториус.

— Значит, его осудили несправедливо?

— Да, похоже на то.

На несколько секунд воцарилось молчание. Альберт Шнеебергер задумчиво смотрел через огромное окно на дочерей, которые дружно чистили уже следующую лошадь.

— Я никак не могу себе простить, что позволил Терлиндену уговорить себя переехать в Альтенхайн… — сказал он вдруг. — У нас была квартира во Франкфурте, но мы подыскивали дом где-нибудь в сельской местности, потому что Штефани в большом городе легко могла попасть в дурную компанию.

— А откуда вы знали Терлиндена?

— Я, собственно, знал его старшего брата Вильгельма. Мы вместе учились, потом стали партнерами по бизнесу. После его смерти я познакомился с Клаудиусом. Я был его поставщиком. У нас с ним постепенно сложились отношения, которые я ошибочно принял за дружбу. Терлинден сдал нам дом у себя по соседству, он принадлежал ему. — Альберт Шнеебергер тяжело вздохнул и сел рядом с женой. — Я знал, что его очень привлекала моя фирма. Ноу-хау и наши патенты идеально вписывались в его концепцию и были ему нужны. Он тогда как раз превращал свою фирму в акционерное общество, чтобы выйти на биржу. И в какой-то момент предложил мне продать фирму. Кроме него было еще несколько покупателей, так что конкурентов у Терлиндена тогда хватало…

Он сделал паузу, отпил глоток чая.

— Потом пропала наша дочь… — продолжил он деловым тоном, хотя ему явно было тяжело вспоминать о тех страшных событиях. — Терлинден и его жена проявляли такое сочувствие и внимание. Настоящие друзья, думали мы. Я был не в состоянии заниматься делами. Мы всеми средствами искали Штефани, обращались к разным организациям, на радио, на телевидение. И когда Терлинден сделал мне очередное предложение, я согласился. Мне было уже наплевать на бизнес, я думал только о Штефани. Я все еще надеялся, что она найдется…

Он прочистил горло, с трудом сохраняя самообладание. Жена положила ладонь ему на руку и тихонько сжала ее.

— Мы договорились, что Терлинден ничего не будет менять в структуре предприятия и сохранит все рабочие места, — продолжил Альберт Шнеебергер после паузы. — Но он сделал все с точностью до наоборот. Он нашел слабый пункт в договорах, вышел на биржу, уничтожил мою фирму, продал все, что ему было не нужно, и уволил восемьдесят сотрудников из ста тридцати. Я уже ничего не мог сделать. Это было… ужасно! Уволенные — а я их всех хорошо знал — вдруг оказались безработными. Ничего этого не случилось бы, если бы у меня тогда голова не была занята совсем другим… — Он провел рукой по лицу. — Мы с Беатой решили уехать из Альтенхайна. Для нас было просто невыносимо жить рядом с этим… с этим человеком и постоянно ощущать всю его фальшь. Видеть, как он превратил весь свой персонал, всех сотрудников фирмы и всю деревню в своих подданных — и все это под девизом щедрости и отзывчивости!..

— Вы допускаете, что Терлинден мог что-то сделать с вашей дочерью, чтобы завладеть фирмой? — спросила Пия.

— Раз вы нашли… тело Штефани на его участке — вполне возможно. — Голос Шнеебергера дрогнул, он плотно сжал губы. — Честно говоря, мы с женой и тогда не очень-то верили в то, что это сделал Тобиас Сарториус. Но все эти улики, показания свидетелей… В конце концов, мы уже не знали, что и думать. Сначала мы подозревали Тиса. Он ходил за Штефани по пятам, как тень… — Шнеебергер беспомощно пожал плечами. — Я не знаю, мог ли Терлинден действительно дойти до такого… Но он, не моргнув глазом, воспользовался нашим горем. Это страшный человек, лжец, каких свет не видывал, начисто лишенный совести. Для достижения своих целей он в буквальном смысле слова шагает по трупам…

* * *

Зазвонил мобильный телефон Боденштайна. За рулем была Пия, поэтому Боденштайн мог ответить на звонок. Он не посмотрел на дисплей и вздрогнул, неожиданно услышав голос Козимы.

— Нам надо поговорить, — сказала она. — Нормально, без эмоций.

— У меня сейчас нет времени, я на допросе. Позвоню позже, — ответил он и отключился, даже не попрощавшись.

Такого он себе еще никогда не позволял.

Они тем временем покинули долину, приветливый солнечный свет мгновенно погас, словно кто-то нажал на кнопку; их опять окутал мрачный, серый туман. Они молча ехали по Гласхюттену.

— Что бы ты сделала на моем месте? — неожиданно спросил Боденштайн.

Пия ответила не сразу. Она вспомнила собственные чувства, которые испытала, узнав о романе Хеннинга с прокуроршей Валери Лёблих. И это несмотря на то, что они к тому моменту уже более года жили раздельно. Но Хеннинг все упорно отрицал, пока Пия не застукала его с Лёблих, так сказать, на месте преступления. Даже если бы их брак не был к тому времени уже прошедшим этапом, он в любом случае на этом бы и закончился. На месте Боденштайна она бы уже никогда не смогла верить Козиме — слишком уж некрасиво та его обманула. Да и роман — это все же не «прыжок в сторону», который при определенных обстоятельствах еще можно было бы простить.

108