Белоснежка должна умереть - Страница 105

105

— А почему же никто не вмешался? — спросил Боденштайн.

— А кто мог вмешаться? — саркастически воскликнула она. — Тис же никогда не общался с нормальными людьми, например с учителями, которые, может быть, и заметили бы, что с ним происходит.

— Вы имеете в виду, что он совсем не аутист?

— Да нет, дело не в этом. Он и в самом деле аутист. Но аутизм не укладывается в рамки одного конкретного определения, он имеет разные формы. Это может быть и тяжелое психическое заболевание, и легкая форма синдрома Аспергера, при которой больной вполне способен вести самостоятельную, хотя и ограниченную жизнь. Многим взрослым аутистам удается научиться жить со своими отклонениями от нормы. — Она покачала головой. — Тис стал жертвой эгоизма своих родителей. А теперь очередь дошла и до Ларса…

— Вот как?

— Ларс в детстве и в юности был необыкновенно робким. Он почти не раскрывал рта. К тому же он был глубоко религиозен, хотел стать священником, — деловито объяснила Хайди Брюкнер. — Поскольку Клаудиус не мог рассчитывать на Тиса как на своего преемника в бизнесе, он все надежды связывал с Ларсом. Он запретил ему поступать на теологический факультет, отослал его в Англию и заставил изучать экономику производства. Ларс никогда не был счастлив. А теперь он умер…

— Почему же вы не вмешались, если вы все это знали? — холодно спросил Боденштайн.

— Я пыталась, много лет назад. — Она пожала плечами. — С моей сестрой говорить бесполезно, поэтому я решила поговорить с Клаудиусом. Это было в тысяча девятьсот девяносто четвертом году, я точно это помню, потому что я как раз вернулась из Южной Азии, я тогда работала в службе помощи развивающимся странам. Здесь, пока меня не было, многое изменилось. Вильгельм, старший брат Клаудиуса, умер, Клаудиус взял руководство фирмой на себя, и они переехали вот в эту «казарму». Я бы тогда с удовольствием пожила у них какое-то время, чтобы помочь Кристине… — Она презрительно фыркнула. — Но Клаудиуса это не устраивало. Он меня с самого начала терпеть не мог, потому что я не поддавалась его дрессировке, меня не так-то просто запугать и подчинить своей воле… Я прожила у них две недели и успела увидеть больше чем достаточно. Сестра болталась по гольф-клубам, свалив заботу о детях на местную горничную и эту Даниэлу. Один раз мы здорово поскандалили с Клаудиусом. Кристина в очередной раз улетела на свою Майорку. Обустраивать дом!.. — Хайди Брюкнер презрительно рассмеялась. — Это было для нее важнее воспитания сыновей… Я прогулялась по парку и незаметно вернулась в дом через подвальный этаж. И вот в гостиной я застаю своего драгоценного зятька с дочерью экономки… Я чуть в обморок не упала! Девочке было лет четырнадцать-пятнадцать, не больше…

Она замолчала, с отвращением покачала головой. Боденштайн внимательно слушал. Ее версия случившегося совпадала с тем, что рассказал сам Терлинден, — если не считать одной, решающей детали…

— Он аж позеленел от злости, когда я вошла в комнату и закричала на него. Девчонка убежала. Клаудиус стоял передо мной со спущенными штанами, красный как рак… Отпираться было глупо. И тут вдруг входит Ларс. Я никогда не забуду выражение его лица… Ну, сами понимаете, с того дня мое присутствие в этом доме было, мягко выражаясь, нежелательно. У Кристины никогда не хватало духу пойти против мужа. Она даже не поверила мне, когда я ей сразу, по горячим следам, позвонила и рассказала о том, что увидела. Она заявила, что я просто завидую ей и потому все это выдумала… Сегодня мы увиделись с ней в первый раз с того дня. Через четырнадцать лет… И честно вам скажу: долго я здесь не задержусь.

Она тяжело вздохнула.

— Я все время пыталась как-то оправдать сестру, — продолжала она после паузы. — Может быть, чтобы заглушить собственные угрызения совести… В глубине души я ведь всегда боялась, что у них что-нибудь случится, но такого я, конечно, никак не ожидала…

— А теперь?

Хайди Брюкнер поняла, что имеет в виду Боденштайн.

— Сегодня утром я окончательно убедилась, что родство еще не дает права покрывать чужие грехи. Моя сестра во всем полагается на эту Даниэлу, как и раньше. Так что мне здесь делать нечего…

— Я смотрю, вы не очень-то жалуете фрау Лаутербах? — спросил Боденштайн.

— Да. Я и раньше чувствовала, что с ней что-то не так. Эта преувеличенная забота о всех и вся… И то, как она нянчится со своим мужем — как с сыном! — тоже показалось мне странным. Прямо какая-то патология!

Хайди Брюкнер убрала с лица прядь волос, которая назойливо лезла ей в глаза. Боденштайн заметил у нее на пальце обручальное кольцо. На какую-то долю секунды он почувствовал разочарование и удивился этому абсурдному чувству. Он совершенно не знал эту женщину и после окончания следствия, скорее всего, никогда ее больше не увидит.

— С тех пор как я увидела эти горы медикаментов, она мне еще больше не нравится, — продолжала Хайди Брюкнер. — У меня нет медицинского образования, но я подробно изучила болезнь Тиса. Так что меня эта Даниэла Лаутербах не проведет.

— А сегодня утром вы ее видели?

— Да. Она заглядывала на пару минут узнать, как себя чувствует Кристина.

— А когда вы приехали?

— Вчера вечером, примерно в половине десятого. Я сразу же выехала, как только Кристина мне позвонила и рассказала, что произошло. Мне из Шоттена всего час езды.

— То есть фрау доктор Лаутербах не провела здесь всю ночь? — удивился Боденштайн.

— Нет. Она приехала в полвосьмого, выпила с Кристиной кофе и уехала. А что?

105